Борис Иванов

РИД ГРАЧЕВ

 
Как случилось, что студенты ЛГУ, учившиеся в середине пятидесятых годов на филфаке, а затем ставшими известными своим нонконформизмом, уже тогда перезнакомились друг с другом? Как они нашли друг друга среди сотен и сотен своих нормальных коллег? Какие признаки выделяли их ? Татьяна Никольская, которая хорошо знала молодых людей этого круга и много раз писала о поэтах. которые были названы "университетскими поэтами", или поэтами "филологической школы", отметила в их поведении демонстративность вызова ,так называемым, "общепринятым нормам". Надеть косоворотки, записывать лекции гусиными перьями , хлебать тюрю из котелка деревянными ложками - вызов, которому можно придать многозначный смысл, в том числе политический, Суть: избран жанр - обратить на себя внимание , сделать свою личность индивидуальным публичным знаком, Это значит, в той или иной степени эпатировать окружающих. Но поступок , вместе с тем, может быть воспринят, как предложение, обращенное к другим и з м е н и т ь свое поведение- трансформировать " общепринятое".
В студенческих аудиториях "индивидуалы" не могли не заметить друг друга. Для этого не нужно было читать стихи на студенческих вечерах или публиковать в студенческой стенгазете. Для этого не нужно было даже быть поэтом. В их круг входил "энциклопедист" Владимир Герасимов, уже тогда удивлявший своей литературоведческой осведомленностью, Вадим Крейденков ( теперь профессор славистики, известный публикатор, комментатор, историк литературы серебряного века ныне живущий в США- Вадим Крейд) и Рид Грачев. Можно было бы продолжить и назвать студентов, выпустивших один из первых в Ленинграде (и , возможно, в стране) литературный, самиздатский, неподцензурный журнал "Голубой бутон". Но остановимся на Риде Грачеве. И на возрастной эволюции жанра "вызова" : от публичного эпатажа- к литературному творчеству.
Рид не был поэтом, хотя в начале шестидесятых напишет несколько замечательных стихов- он сочиняет огромную статью о модернизме, о журнале "Мир искусства" и приносит ее в редколлегию университетской газеты "Филолог", которая, будучи помещенной, вызвала бы грандиозный скандал. Предложил ее не ради самого скандала- для него это был естественнейший поступок. Не была ли неестественной сама газета филологического факультета, которая публиковала очерки, стихи, фото о работе студентов на картошке, отчеты профкома и пр., но ни слова о положении в советской литературе- ни о смелой статье преподавателя факультета Федора Абрамова "Люди колхозной деревни в послевоенной прозе", ни о В. Дудинцеве, авторе романа " Не хлебом единым", встреча с которым на факе не забудется никому, кто в ней участвовал. Вызов общепринятому ("советизму"), как видим, готов был развернуться в постановку новых проблем, завязать новые узлы на нитях общения, творчества, культуры, если бы из них, студентов, власть готовила профессионально подготовленных свободных участников культурной жизни страны, а не сервильных госслужащих депортамента "советская культура". Но те, кто "бузил". "гусарил", не исправились ( по крайней мере многие), они оказались в числе зачинателей новой литературы.
Рид Грачев родился в Ленинграде в 1935 году. То, что я узнал из разных источников о его матери, до странности напоминало биографию Ольги Бергольц. И Маули Вите (подлинная фамилия Рида -Вите), и Ольга Бергольц работали в газетах, Бергольц- в многотиражке завода "Электросила", Вите - завода "Большевик". Бергольц послали по партийной разверстке на укрепление провинциальной печати в Казахстан, Маули командировали в г. Иваново, откуда она вернулась беременной. Не знаю, писала ли мать Рида стихи, но вероятно могла бы написать как Ольга Бергольц:
А я затем хочу и буду жить,
Чтоб всю ее, как дань людскому братству,
На жертвенник всемирный положить.

Я уловил сходство их судеб, еще не зная о том, что они - О. Бергольц и М. Вите были близко знакомы. Отца Рид никогда не увидит. Бабушка Рида сыграет спасительную роль в жизни своего внука. Она- медик устраивает внука в детский дом, который эвакуируют из Ленинграда на Урал. В блокадную зиму она и ее дочь умерли от голода.
Восемь лет провел Грачев в детском доме. В 1949 -м родной дядя перевозит племянника в Ригу, берет в свою семью. Рид самостоятельно изучал французский язык, занимался в музыкальной школе. В 1953 -м поступил на отделение журналистики филфака ЛГУ. Несколько деталей к его портрету студенческих лет из письма В. Крейденкова:
"Он подошел ко мне на факультете, как будто мы с ним были давно знакомы, и заговорил. Я не раз наблюдал его легкость знакомиться с людьми...Оказалось, что мы оба живем в общежитии на Мытне. Тогда начались наши ежевечерние встречи. Мы ходили туда- сюда многие километры по длинным коридорам и разговаривали на тысячу одну тему. Помню его увлечение Юрием Олешей, из повести " Зависть" цитировал наизусть...Читал только что переизданного Бабеля , ему, видимо, нравились красочность и краткость , крепкость его прозы. При мне он писал рассказ "Дом увечных воинов"(Переименован при издании в "Дом на окраине"- Б.И.), я видел этот дом он где-то на островах...Был несчастливо влюблен... травился люминалом. Я приходил к нему в больницу на Васильевском. Мы переговаривались через окно ...Время от времени оживлялся какой-нибудь собственной мыслью. Он был человеком неисчерпаемым...
...Встретил Рида случайно на улице. Я тогда был горячим энтузиастом веданты ...С разу завязался философский разговор...Он вдруг остановился, посмотрел на меня и сказал: "Вадя, ..ты весь вооружен."
Ридову уму восточная философия была чужда , но то что он сказал, было в ключе восточной мудрости. Лишь позднее я стал размышлять на тему дзен-буддисткой незащищенности...У Рида была спонтанная открытость бытию- открытость незаурядно широкая." (Письмо 5 марта 1999 ).
После окончания университета Рид один год проработал в рижской комсомольской газете, опубликовал свой рассказ "Светлячок" ("Песни на рассвете"), получил как детдомовец комнатушку в Ленинграде и был полон творческих планов. О нем заговорили как-то сразу, Редактора журналов говорили комплименты, известные писатели охотно встречались с ним, он был интересен Тамаре Хмельницкой, которая взяла под присмотр его бытовую сторону жизни, Науму Берковскому, Лидии Гинзбург, Д. Дару, Федору Абрамову, Ефиму Эткинду, который привлек его к работе над книгой "Писатели Франции"- для нее Грачев написал биографический очерк о Верлене. В комнатушку на ул. Желябова потянулась молодая литературная братия. Там можно было увидеть поэтов Бродского и Горбовского, прозаиков Майю Данини, Сергея Вольфа, Андрея Битова и массу другого пишущего и не пишущего народа. Впервые я увидел Бродского выходящим от Рида, которому он принес поэму "Шествие".
Целое литературное явление конца пятидесятых - начала шестидесятых годов было названо "эстрадной поэзией", Ее отличали установка на непосредственный контакт со слушателем- установить и покорить, использование риторических интонаций и экспрессионистических деталей, с прозрачным социально- политическим подтекстом, нарушением границ эстетических запретов. Но в Ленинграде в литературной среде Рид Грачев был единственным, кто свою речь сделал инструментом воздействия на слушателя. Он стал известен как носитель абсолютно новых идей, врачом- целителем , снимающий ту оторопь , которую наводила на человека ,охватывающая его со всех сторон действительность. Ему удавалось слушателя поставить в центр какой-нибудь общей проблемы и. опережая мысли собеседника , буквально заворожить собеседника своими блестящими импровизациями, Это были монологи, в которых он поднимался до высоких прозрений. Знавшие его согласятся. что в эти моменты в его речах сверкали искры гениальности. В те не проясненные настроения оппозиционности, которые тогда овладели молодым поколением, он пытался внести нравственный смысл. В критике той ситуации, в которой жили его современнике, был неистощим. Он не столько критиковал систему, сколько ч е л о в е к а, демонстрируя, сколько лжи, ханжества, ограниченности, извращенных представлений несут в себе окружающие люди. Доставалось и собеседнику, который уходил от Грачева сконфуженным и просветленным.
А между тем, его литературные дела шли плохо. Рассказы попадали в печать с трудом. С редактором, пригласившим его участвовать в переводах и в комментировании сборника произведений Сент-Экзюпери, возник конфликт принципиального свойства.( Его письмо редактору- один из образцов замечательной грачевской публицистики.). Жестокая нужда держала за горло. Несколько месяцев проработал на мебельной фабрике (См. повесть "Адамчик"). Женился, но к семейной жизни был не способен. Большие надежды он возлагал на повесть "Адамчик", которую журнал "Нева" решил печатать, заключил с автором договор, выплатил аванс, типография набрала текст...Публикация поставила бы Грачева в ряд первых молодых писателей России...Но партийная бдительность в очередной раз одержала свою победу над талантом и выстраданной правдой: набор был рассыпан. В1964 году у Р.Г. произошел душевный срыв. Попал в больницу, там перевел большую часть "Мифа о Сизифе" А. Камю. В перепечатках это знаменитое эссе распространилось по городу.
Т.Ю. Хмельницкая, Д. Д. Дар, Е.Г. Эткинд и некоторые другие писатели старшего поколения поддержали его. С их помощью в издательстве "Советский писатель" вышел тоненький сборник рассказов без главных вещей Грачева. Но с этим сборником его можно было принять в Союз Писателей.
Внутреннее его развитие во второй половине шестидесятых годов продолжалось; более не пишет прозу- но пробует осмыслить то, что происходит с ним и другими, со страной и ее культурой. Цикл эссе, среди которых особенно выделяются "Настоящий писатель", "Значащее отсутствие". - документы эпохи, равные по своему смыслу "Жить не по лжи", обращению А. Солженицына к советским писателям. Но одинокий, ослабленный болезнью, он не решается их пустить по рукам . Эти произведения были обнаружены в его архиве только в конце восьмидесятых годов и опубликованы в сборнике его сочинений "Ничей брат", увидевшем свет только в 1995 году. Эти эссе сконцентрировали главные темы его размышлений и дают представление о тех импровизациях, о которых выше шла речь.
Герои рассказов Грачева- "маленькие люди"- дети и подростки, мелкие служащие и рабочие. Их жизнь проходит на производстве, на улицах, в городском транспорте, в коммуналках- в тесной социальной среде. В рассказе "Некоторое время" есть пронзительно верная характеристика социального самочувствия: "Когда они вошли, я хотел кинуться к окну, мне показалось, что комнаты не стало: есть только окно и дверь, а между ними я , стиснутый уже со всех сторон, лишенный пространства жизни, да и времени тоже".Взрослые в рассказах мало отличаются от детей, у них, взамен воспитателей, начальство, В жизнь первых и вторых бесцеремонно вторгаются окружающие люди, В этом тесном бесцеремонном социальном мире рефлексия людей на происходящее с ними коротка, мысли бессистемны, и собственно личностные б и о г р а ф и и невозможны , есть лишь история выживания, приспособления, конфликтов, старения.
Эту социальную действительность можно назвать социально примитивной, не консолидированной общественным сознанием. При возникновении конфликтов они апеллируют не к нравственному " я" ближнего, а к начальнику, в милицию или к другой официальной инстанции. Официальность -основа порядка, но сам порядок формален и бездушен. Рид Грачев -один из первых художников - исследователей р е а л ь н о г о с о ц и а л и з м. ...
Зрелая проза Грачева начинается с рассказов "Помидоры", "Машина", "Зуб болит". Эта проза приводила многих в недоумение оголенностью, краткостью, аскетизмом письма. Это рассказы- притчи, написанные как очерковые зарисовки ( не забудем: Грачев по образованию журналист),- типичная проза для чтения между строк. В беседах Грачев с удовольствием разъяснял их содержание, правда, в некоторых случаях возлагая чрезмерные надежды на проницательность читателя.
Рассказ " Помидоры" ( его можно было бы назвать за краткость "миниатюрой") не содержит ни одного намека на заложенный в нем обобщающий смысл. В сибирский поселок частник привозит помидоры, прекрасные плоды земли. На этих плодах надстраиваются безобразия социальных отношений: обман, корысть, насилие. В миниатюре заключена парадигма о Природе, которую калечит Социум. В рассказе "Машина" также нет обобщений. Его роль замещена словом, которое много раз повторяется мальчиком: "Машина! Машина! Машина!"
Грузовик раздавил одного из мальчиков, играющих на мостовой. "Машина" - это лик темной угрозы, обрастающий в восприятии читателя при повторении коннотивными оттенками. При этом он мог не обратить внимание что мальчик никак не реагировал на слова тетки , что мать его умерла. " Бесчувственный зверёныш",- говорит она.. "Машина", "бесчувственный зверёныш",тетка, которая бьет племянника- все получает общий знаменатель социального уродства.
Рефрен "Зуб болит!" сопровождает одноименный рассказ. В конце концов важны не те злоключения, которые выпадают на долю героя рассказа, - рефрен призван разбудить ощущение наших болей, которые заглушаются привычкой к окружающему бездушию, отсутствием надежд на то, что жизненный порядок может быть изменен. Переворот должен произойти в самом восприятии действительности людьми. Советская литература воспела человека-шестеренку", человека- винтика ; человек-гвоздь был отнесен к категории людей высшего качества. Система "железных людей" была построена. И Грачев показывал в своих произведениях, каковы взаимоотношения между этими людьми в стране победившего социализма.
В рассказе "Натка" Грачев решает ту же задачу. Натку и Сеню притягивает друг к другу. В их отношениях появляются забота, доброта, нежность- то, чего они в детском доме лишены. Происходит то, что можно назвать естественной регенерацией морали. Но заводила детдомовских мальчишек установил правило: в свою кампанию принимает лишь тех, кто груб с девчонками. После внутренней борьбы Сеня подчиняется этому требованию, он хочет быть как все. Естественное искреннее чувство разрушено. И здесь , в детском мире, социум одерживает над ним победу.
Противопоставление естественного, непосредственного в человеке- существующей социальной обыденности было общим для новой молодой литературы- для прозы Юрия Казакова, В. Аксёнова, А. Битова, О. Базунова, в стихах Горбовского, раннего Евтушенко. У Рида Грачева оно замечательно точно выражено в стихотворении, написанного в 1962 году.

Среди растений,
стриженных в кружок,
среди прямых
и на ногах стоящих-
наклонное, прозрачное,
дружок,

лишь ты еще подобна настоящим.

Растения
предохраняют тут
от бесконечных повторений,
от преждевременных потуг,
от преждевременных рождений.

Я слышу крик
твоих наклонных рук,
я жду твоих
волшебных превращений..
Я падаю.
Я твой наклонный друг.
Наклонный друг
наклонных ощущений.
Это гимн е с т е с т в е н н о с т и , непосредственности, уклонения от парадигмы волевых насилий над собой и над другими- от вертикали, и обретение доверия происходяшему в человеке само собой - к наклонению, как сближению с сущим. И " растения" являют образец для "волшебных превращений" человека.
В рассказе"Ничей брат", в повести "Адамчик" главныей герои хотят понять, по каким правилам живут люди. Ответа нет. В "Ничьем брате" детдомовец по прозвищу Мясник пытается узнать, за что его ударили братья по прозвищу Синяки. Они отвечают ему так:
-Потому что -Пыс!
-Потому что -Дрыс!
В этом необъяснимом недобром мире есть пример, который напрягает мысль маленького мальчика. У детдомовца Кораблёва есть старший брат, который его навещает , дает деньги и защищает. В сознании Мясника появляется просвет, в его воображении выстраивается образ "всехного брата". Так и старик Гедали в одноименном рассказе И. Бабеля мечтал об "интернационале добрых людей".
Герой повести "Адамчик" много раз с недоумением повторяет: "Ничего не понимаю! Ничего не понимаю!". Он хочет понять как раз то, что окружающих его людей объединяет, то, к чему бы он мог приобщиться. Название повести знаковое. Как будто не было ни Авеля, ни Каина, ни Египетского плена, ни великих пророков. Случайный человек в разговоре упоминает имя Христа, но оно Адамчику оно ничего не говорит. Он- чистая возможность , и таков, как его окружение. Его бьют- и он может под настроение ударить, он может быть грубым- и отзывчивым, , расчетливым -и щедрым, работать кое-как- и быть старательным . Он воплощает в себе тот нравственный хаос, в который погружено все общество.
Спросив Грачева о том или ином человеке, часто можно было услышать ответ: "Никакой!" "Никакой" человек- открытие писателя, как в свое время был открыт "лишний человек", с которым была связана целая эпоха становление русского классического реализма. Н и к а к о й человек Грачева- продукт той разрушительной работы, которая началась в стране с первого года большевистского переворота. Живые традиционные семейные, религиозные, хозяйственные, этнические, культурные , сословные связи целенаправленно разрушались и замещались унифицированной бюрократической системой. Ее абсолютное господство было возможно лишь при личной разобщенности людей. Задолго до того, как эта система рухнет, Грачев поставил диагноз: связи советских людей лишены нравственных целей и скреп . Отсюда следовал вывод: "нет и настоящего современного общества. А это значит , что у каждого живущего человека- сознает он или нет- отнято чувство общности с себя подобными ..." Так он напишет в эссе " Настоящий современный писатель".
Адамчик тянется к тому, что сближает людей. У него повышается самооценка, когда он узнает, что его группа крови подходит всем. Он счастлив, встретив друга. Но диалоги между друзьями напоминают диалоги пьес Эжена Ионеско:
-Слушая, друг, меня один кирюха обжулил, когда я мотоцикл покупал!
-А у меня есть мотороллер.
_Друг, видишь, Юрка пошел? У него импульсы.
-А у меня папа офицер. Полковник... и т. д.
Не случайно в конце повести появляется глухонемой- Гриша. Гриша обходится без слов - работает на конвейере и мычит. Отсутствие речи ему не мешает. "Ты молодец", -говорит ему Адамчик- "Ты ,Гриша, парень хоть куда..."
Грачев уже в начале шестидесятых увидел, что состояние советского общество таково, что оно не способно ни осознать. ни выразить .ни, тем более, решить свои запущенные проблемы. Если тема бюрократизма в советской литературе трактовалась, как бездушный консерватизм и формализм управленцев, противодействующих "воле партии", "инициативе народных масс", молодой писатель видел, что официальщина пустила корни в эти массы, вытеснила собственно общественные нормы, основанные на уважении личности и ее интересов, боязни общественного осуждения. Этим, думается, объясняется , почему Грачев не стал сатириком, хотя несколько его рассказов-"Научный случай". "Молодость", "Нет голоса", "Диспут о счастье" были написаны под ощутимым влиянием зощенковской иронии и издевки. Нет смысла поносить и высмеивать слабости больного.
Проза Грачева обрывается на рассказе "Будни Логинова" ( Первоначальное название "Смерть Логинова"),- экзистенциальном исследовании современника, обжившегося в кабинетах власти. Итог анализа: власть, основанная на насилии, духовно бесллодна, она не способна остановить тотальный кризис общества. Аморализм, потребительство, зашоренность сознания разлагает правящий класс. Во второй половине шестидесятых годов Грачев пишет цикл эссе, в которых излагает свое видение духовной ситуации в стране и перспективы выхода из кризиса
Грачев разделяет убеждение Сент-Экзюпери, что главная проблема времени- проблема человеческих отношений. Понимая эту проблему, прежде всего, как проблему общения, в эссе "Настоящий современный писатель" он пишет : "Есть только один тип человека в обществе, живущего в непрерывном диалоге с современниками. Это писатель." Но не каждый писатель "настоящий".
"Писатель - не химера, не выдумка...Писатель есть сущность, неотъемлемая от жизни...Писателя нельзя синтезировать, его нельзя заказать, его нельзя утвердить, его нельзя и запретить...Нет настоящего современного писателя нет и настоящего современного общества". Это эссе яркий пример литературоцентристского мышления. В отличие от романтического понимания призвания писателя, широко распространенного среди молодых писателей- шестидесятников, литературы и литература в целом Грачевым понимается, как духовный авангард нации, который формирует и направляет ее культурно-историческое развитие.
Вместе с тем, у Грачева проскальзывают сомнения в том, что настоящий писатель осуществим, если для него не создать необходимые условия: " нужна культура отношений, делающим возможным его свободное участие в духовной жизни общества...". И, следовательно, кто-то и что-то, кроме "настоящего писателя" и литературы, должны преобразовать общество, раскрепостить духовную жизнь, чтобы на арену этот писатель наконец вышел. Это очевидное противоречие объясняется верой в то, что властям можно делать подсказки, которые власти способны усвоить. Эту веру в "социализм с человеческим лицом" разделяли многие шестидесятники, среди них Солженицын и Сахаров. С этой утопией Грачев расстанется, что видно по эссе написанных, по- видимому, позднее. ( "Кто убил народную душу? кто превратил школу, печать, огромный издающий аппарат в памятник русской литературы- кровавой ране русской души?")
Но в главном Грачев был прав, духовная автократия литературы в России является историческим фактом не Грачева только в дореволюционной период. Вокруг повести Эренбурга "Оттепель", вокруг романа "Доктора Живаго" Б. Пастернака, журнала "Новый мир", дела И. Бродского, процесса над Синявским и Даниэлем, судьбы и творчества Солженицына завязывались узлы , вызывающие пробуждение и развитие общественной мысли. "Настоящие писатели" возвратили советскому читателю спасительное чувство реальности и достоверного слова, равноценное возвращение слепому зрения. В семидесятые годы неподцензурное творчество стало многозначным фактором духовного освобождения литературы.
весь период продуктивной творческой биографии писателя связан с творчеством Сент-Экзюпери: он его переводит, комментирует, защищает от ложных толкований, а публикации от купирования. Что общего между бывшим детдомовцем и аристократом, известным писателем и безработным журналистом? Грачев открыл в творческой личности Экзюпери близкую ему "тревогу ума". Несколько раз в эссе он развивает мысль: человеческий опыт важен не сам по себе, а заключенный в нем смысл. Собственно, эссе Рида есть итоговое осмысление своих жизненных переживаний, о которых с замечательной достоверностью он в своих прозаических произведениях рассказывал. В эссе "Настоящий современный писатель" он утверждал, писателю грозит опасность: "нагромождение впечатлений" подавляет "преобразующую функцию сознания писателя". "Жизненно важная информация", писал он, обладает общезначимостью. В публицистике выстраивается ряд таких зависимостей: функция писателя вести диалог с обществом; этот диалог имеет смысл лишь тогда, когда содержит "жизненно важную информацию"; эта информация- осмысленные обобщения общих для людей проблем; понимание людьми своих общих проблем -формирует ОБЩЕСТВО. Интеллигенция- это первые носители общественного сознания.
Рид Грачев, как многие молодые писатели, входившие в литературу в пятидесятые - начале шестидесятых годов, начинали с демонстративного вызова окружающей их действительности, Макс Штирнер-один из идеологов экзистенциального бунта писал об атараксии-непреклонности, бесстрашии, силе сопротивления всем авторитетам- семьи, церкви, государства. Ревизия существующего жизнеустройства вела к неутешительным выводам. И. Бродский напишет о "зоркости к вещам тупика". В середине шестидесятых Грачев декларирует концепцию духовного сопротивления. Однако растущее чувство одиночества, скептицизма, тяжелая болезнь остановили деятельность этого выдающегося представителя идейного и нравственного реформизма.







Борис Иванов

Эволюция литературных движений в шестидесятые- семидесятые годы


" Социализм разовьется во всех фазах своих до крайних последствий, до нелепостей. Тогда снова вырвется из титанической груди его революционного меньшинства крик отрицания, и снова начнется смертельная борьба, в которой социализм займет место нынешнего консерватизма и будет побежден грядущею, неизвестною нам революцией".
И. Герцен. " С того берега"

В восьмидесятые годы в поиске своей духовной идентификации у поколения , вступавшего в самостоятельную жизнь в пятидесятых- шестидесятых годах, появились ностальгические воспоминания о времени своей молодости и солидарных надеждах времен "оттепели". На этой волне уже в качестве дискурсивных понятий возникли выражения "шестидесятые годы", "шестидесятник" и даже "шестидесятничество". Когда для эпохи избирается титульное название имеют в виду события, имена людей, общественные движения, которые придали ей своеобразие. При этом важно различать п о р о г о в ы е с о б ы т и я, резко изменяющие ситуацию для всех субъектов рассматриваемого исторического процесса, и с л е д с т в и я этой перемены, часто противоречивые и развертывающиеся по специфическим закономерностям в различных плоскостях и сферах. Многие авторы , пишущие о "шестидесятых", таким пороговым событием считают ХХ съезд КПСС , режиссером которого был Н.С. Хрущев и выражение " хрущевская оттепель" кажется во всех смыслах корректным. В действительности же, оно вуалирует чрезвычайно важный для понимания того периода факт, что пороговым событием как собственно для "оттепели"- литературного явления, так и для партийно- административного переустройства системы, осуществляемого Хрущевым , была смерть Сталина.
"Оттепелью" мы обязаны и н и ц и а т и в е с н и з у, если считать "низом" писателя Илью Эренбурга, поэта и издателя журнала "Новый мир" Александра Твардовского, критика Владимира Померанцева, прозаика и литературоведа Федора Абрамова, писателя Владимира Дудинцева и некоторых других. Не партийная верхушка, не идеологи Политбюро и ЦК КПСС, а круг либерально настроенных советских писателей и издателей открыли эту эпоху д о ХХ съезда КПСС. "Оттепель" не санкционировалась партийной олигархией и представлялась ей союзной лишь до тех пор, пока это либеральное движение укладывалось в антисталинский дискурс, сохранявший актуальность для нового руководства до ухода на покой претендентов на личную власть сталинистов- реставраторов. "Оттепельный" либерализм так и не получил покровителей в высшем эшелоне власти. Как только смута в верхах закончилась, началось наступление на "оттепель" как на к у л ь т у р н о е и о б щ е с т в е н н о е я в л е н и е . Одним словом, важно различать в послесталинское время два процесса: верхушечно-административный- реформирование системы управления страной, и общественно- демократический- собственно, "оттепель", каждый выступавший под своим знаменем: власть утверждала свою историческую легитимность на возвращении к "заветам Ленина", общество - на возвращении к принципам гуманизма.естидесятники- это не все, кто жил в те годы, и не все, кто переживал в то время молодость,. Шестидесятники те, кто воспринял ситуацию, сложившуюся после смерти Сталина, как касающуюся их лично и, не желая повторение прошлого, в той или ой степени- морально, идейно стремился воспрепятствовать возвращению сталинщины, поддерживал презентацию либеральных перемен. -----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
* Это не отменяет известных заслуг Н.С. Хрущева в ослаблении гнета тоталитарного режима: колхозникам стали выдавать паспорта, из лагерей были освобождены незаконно осужденные, предпринимались усилия к повышению благосостояния людей. Вместе с тем, будем помнить, в 1956- 1960-е годы по политическим статьям было осуждено около 5тысяч человек, в основном молодежи


" Оттепель" как общественное явление было отмечено рядом специфических черт. Оно не имело сформулированной платформы и организационных форм. Его духовные представители были членами союза советских писателей, имели заслуги перед властью; подчеркивая ей свою лояльность, искренне полагали, что либерализация режима лишь укрепит позиции социализма внутри и вне страны. Главный признак либеральной литературы- критическое осмысление социальной действительности, "постановка проблем" как контроверза пропагандируемой доктрине бесконфликтности, главный адресат художественной, очерковой и публицистической продукции с а м а в л а с т ь , ибо только власть располагала средствами воздействия на эту социальную реальность- сообщить литературному произведению действенный характер. В сознании простого читателя либеральная литература выступала в роли адвоката миллионов анонимных истцов к руководству, подавленных нехваткой средств существования, формализмом и бездушием бюрократического управления. В этой литературе читатель слышал с в о й с о б с т в е н н ы й г о л о с. И верил, что власть, узнав о его положении, не окажется безучастной.
Восстановление традиций критического реализма (писатель выступает посредником между народом и властью), духовно поддерживаемых многочисленными письмами интеллигенции, личными и коллективными, по больным государственным и общественным проблемам, оказалось естественным и плодотворным, но втянувшее советскую либеральную литературу в тяжелую изматывающую борьбы с идеологами соцреализма.*
Самый впечатляющий признак "шестидесятых" лежит на поверхности: литературоцентризм. ХХ съезд КПСС в возвышении литературы, не желая того, сыграл огромную роль. Разоблачение преступлений Сталина лишило в глазах миллионов людей социально-политическую структуру страны харизмы. Оголились репрессивные механизмы власти.. Партийная идеология шестидесятниками воспринималась уже не как альфа и омега жизнепонимания, а как карающий бич культуры. В жизнь вступало поколение , воспитанное на книгах. "Мы были ненасытными читателями и впадали в зависимость от книг. Книги...обладали абсолютной властью над нами. Диккенс был реальнее Сталина и Берии...В нравственном отношении это поколение было среди самых книжных в русской истории..." ( И. Бродский. "Меньше, чем единица"). Для Бродского поэт -это человек, который разговаривает с Богом наравне. Рид Грачев ставил "настоящего писателя" выше власти, выше общества, поскольку осознание людьми своей общности осуществляется при посредничестве литературы.
На протяжении шестидесятых годов влияние литературы на общество усиливается. При этом нужно иметь в виду литературу т и п о г р а ф с к у ю м н о г о т и р а ж н у ю. Дело не только в том, что самиздат только зарождался и циркулировал в узких кругах. Тексты, написанные от руки и в машинописи, не обладали в глазах читателя равноценностью с текстом типографским. Общественный ажиотаж вызывали вещи опубликованные , часто опубликованные стотысячными тиражами. И не только вновь написанные- издатели вспомнили А. Грина , М. Пришвина, Ю. Олешу, И. Бабеля.
----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
* В письме к А.А. Крону писатель и сценарист И.М. Меттер писал: "...В последние годы ( это получается совсем неумолимо) в нашей литературе только те произведения хороши, которые могут быть отнесены к критическому реализму. И ни хрена с этим не поделаешь"( Письмо от 23 февраля 1960 года). И. Меттер. Допрос. Санкт-Петербург. 1998.
Директор Института Мировой литературы Б. Сучков группе сотрудников говорил, что "ряд ключевых произведений нашей текущей литературы , с его точки зрения написаны методом критического реализма", но как далее сообщает Д. Урнов ,он , вопреки этому полуприватному заявлению, возражал тем, кто относил таких писателей, как В. Астафьев, В. Белов, В. Быков, В. Распутин, Ю. Трифонов к представителям критического реализма.( Дмитрий Урнов. Искусство исторического оптимизма, или тридцать лет спустя. С разных точек зрения. Избавление от иллюзий. Соцреализм сегодня. М. Советский писатель. 1990.

Атмосферу "оттепели" невозможно отделить от сильнейших впечатлений, доставляемых переводной литературой- произведениями Хэмингуэя, Ремарка, Томаса Манна, Сент- Экзюпери, Маркеса, Апдайка, Сэлинджера, Фолкнера.
Собранный семинарами материал подтвердил огромную роль в формировании литературной смены тех литературных объединений (ЛИТО), которыми руководили писатели либеральной ориентации: Г. Семенов, Т. Гнедич, Д.Я. Дар, М.Л. Слонимский, И.Л. Михайлов, а также И.А. Лихачева и Е.Г. Эткинда , оказавших большое влияние на работу секций переводчиков ЛО ССП. Каждый из них был своеобразной яркой личностью , но было и общее в их позиции. Они выводили занятие литературой из идеологических, политических силков и конъюнктурных зависимостей, - сферы культуры и духа, магия слова и моральной ответственности - такова обитель, в их понимании, человека с литературным призванием. Это отвечало максималистским и романтическим представлениям о профессии литератора многих участников работы ЛИТО. В объединениях молодые люди знакомились друг с другом, обменивались книгами и самиздатом, участвовали в дискуссиях, в которых шла речь как о традициях русской литературы, так и существующем положении. ЛИТО создали среду неофициального общения.
Руководители объединений видели свою задачу в том, чтобы помочь одаренным молодым людям достичь профессиональной зрелости. Знакомили с влиятельными писателями старшего поколения, готовили почву для первых публикаций , писали рекомендательные письма и благожелательные рецензии. При этом не нужно забывать, что под ответственное покровительство они брали таланты часто со скандальной биографией, авторов произведений, раздражающих блюстителей идейного и эстетического благонравия. Их заслуга заключалась еще и в том, что они не препятствовали своим воспитанникам следовать в литературе своим путем. Рядом с литературой , тяготеющей к критическому реализму, в конце 50-х годов читатели и критика обнаружили рождение новой , окрещенной "молодой литературой".

Каждое молодое поколение совершает диверсии против существующих авторитетов, стремится раздвинуть рамки возможного поведения, творчества. Оно не способно к глубокой ревизии состояния общества, -оно его передразнивает, эпатирует, оно стремится упростить те нормы, которым окружающие следуют. Оно создает собственные моды, собственный язык и продлевает свой культурный возраст поддержанием своих собственных традиций. Значимость собственно молодежной культуры зависит от состояния общества. В обществе, переживающим кризис, молодежная протестность выступает в качестве интеграла широких общественных настроений.
Первую волну послесталинского нонконформизма в своих записях проницательно отметила Л.Я. Гинзбург, очевидно принадлежащая к либеральному крылу советских писателей: " Протест - продукт молодости и скуки...И все это сосредоточилось в слове студенчество, прозвучавшее традиционно и ново ( замечу, что городские газеты часто разражались фельетонами по поводу выпуска студенческой несанкционированной стенгазеты, альманаха или журнала, - Б. И. ) И при этом им подавай футуристов, ОПОЯЗ, Хлебникова...То, что мы сделали и то, что мы сделаем, им не нравится. У нас политика, история, социальность, неистребимые, в кровь вошедшие, кровью проверенные. В эту правду они никогда не поверят , потому что ход к ней загородили знакомые формулы...Им нужно то, что непохожее. Им нравится атмосфера недоверия и профессионального пафоса, иронии и скандала".
В этой демаркации границ между двумя литературными поколениями обозначены их принципиальные различия. Л. Гинзбург верно указала на обесценивание опыта старшего поколения в глазах молодого, и радикальную смену мотивов творческого поведения. Роль возрастной протестности в смене творческих парадигм подтверждается историей молодежной группы поэта Роальда Мандельштама - художника Александра Арефьева, возникшей в конце сороковых годов. В стихах Мандельштама , возродившего в поэзии мужественный трагический романтизм, нет и следа не только зависимости, но даже слабой рефлексии на советскую литературы вообще. Мы не найдем следов влияния писателей старшего поколения в истории другой группы, называемой "Филологической школой", к которой причисляются М. Красильников, М. Еремин, Л. Лосев, В. Уфлянд, В. Кулле, А. Кондратов, Ю. Михайлов. Двое из этой группы- Михайлов и Красильников попали в газетный фельетон " Трое с гусиными перьями" еще в сталинское время. Этим хочу подчеркнуть независимость молодежной контркультурной активности от конкретной политической ситуации. Советский тоталитаризм на протяжении всей своей истории имел в ее лице постоянного оппонента. Возрастной протест, в сущности , является онтологическим аргументом общественных и культурных изменений вообще.* Но это не означает, что бунтующая молодежь не находит в истории литературы и культуры носителей родственного типа сознания.
Лев Лосев пишет: "... Ранний Маяковский стал нашим паролем, пропуском к Пастернаку...Русский футуризм заражал приобщавшихся воинственностью, установкой на эпатаж, т.е. необходимыми душевными качествами , а русский формализм ( как теоретический сектор футуризма) обеспечивал универсальный подход, метод, систему, Итак, от Маяковского шли к Хлебникову и Кручёныху, а затем назад уже через Заболоцкого и обериутов, т.е., приобщаясь к наивысшей иронии и философичности , какая только существовала в русской культуре." (" Тулупы мы" ).
Лев Лосев. Тулупы мы. Новое литературное обозрение. М. 1995. стр. 209.

"Молодая литература", с которой ассоциируются прежде всего имена Е. Евтушенко, А. Вознесенского, В. Аксёнова, Ю. Казакова, Гладилина, Б. Ахмадуллиной, А. Кузнецова, из ленинградских - прозаиков Г. Горышина, Б. Сергуненкова, Р. Грачева, А. Битова, Г. Шеффа, В. Марамзина, И. Ефимова, поэтов Г. Горбовского, В. Сосноры, А. Кушнера, Т. Голушко и ряда других ( здесь названы имена лишь тех авторов, которые опубликовали свои книги в шестидесятые годы), реконструировала ценностные представления о мире и человеке. Это был порыв к свободе, но не умозрительной, - к свободному выражению чувств, к литературе , верной чувственной достоверности опыта, которой была лишена советская литература. Искренность ( вспомним В. Померанцева) как раз и была положена в основу литературной речи. Увлечения, настроения , состояния души стали движителями сюжетов, определять восприятие событий и предметного окружения. Лирика подчиняет все жанры, все виды молодого искусства. Эта литература, с почти полным отсутствием тем политического и производственного профиля, открыла человека чувствующего.
Если критический реализм "оттепельного" образца пытался завоевать тематическое пространство "политики, истории, социальности", на котором подвизалась ангажированная литература "социального заказа", то " молодая литература" открыла иное жизненное пространство: природу, частную жизнь человека и его внутренний мир. Новая литература осуществила замены: человека- идеи- человеком "переживающим", рефлектирующим, производственные отношения- отношениями между человеческими личностями, образцово- показательных героев- персонажами с девиантными мыслями и поступками, абсолютную серьезность авторских амбиций - демонстративным снижением авторских задач, допустимостью иронии, как по отношению изображаемому, так и по отношению автора к самому себе, доминирование исторически-масштабных событий- событиями в частной жизни.
"Молодая литература" внесла в советскую литературу признаки естественного литературного процесса. В частности, это выразилось в том, что Редактор оказался под непосредственным эстетическим воздействием произведений, так как доктринальные требования к ним применить было невозможно. В статье "Петербургско-ленинградская и московская поэтические школы в русской поэзии 60-70-х годов" Е. Невзглядова пишет: "Поэзия здесь в одухотворении мелочей, в обнаружении их связей с душевной жизнью человека (речь идет о стихах А. Кушнера)...Вот несколько характерных поводов, послуживших созданию лирического сюжета: пароходный гудок, укус осы, пыль в доме, описка в написании даты в письме...телефон, пуговица, монета..." . Прочитав такие стихи Редактор отмечал в них отсутствие идеологических отклонений, что позволяло их опубликовать. С другой стороны, отсутствие идеологии в этих вещах побуждало стихи отложить в сторону. Во многих случаях Редактор принимал решение как человек, которому произведение понравилось, а не как контролер, следящий за его идеологической вышколенностью. Статус авторов "молодой литературы" оставался крайне неустойчивым даже тогда , когда они достигли солидного возраста и стали членами ССП. На протяжении десятилетий они были париями, публиковавшимися с трудом. Многие из тех, кто станет славой русской литературы, были вообще отлучены от печатного станка Для судьбы молодых литераторов, для которых ученический период был уже позади, борьба в "шестидесятые годы" за статус советского писателя представлялась ключевой. Получение статуса советского писателя подразумевало перспективы публикаций и твердое правовое положение. Процесс над И. Бродским был столкновением "встречных исков"- власти к некоторым авторам "молодой литературы", которые по мнению литературных генералов, слишком многое возомнила о себе, и "молодой литературы" , поддержанной либеральным крылом ленинградской писательской организации к властям, препятствующих официальному признанию новой творческой генерации. Это единственный в истории послесталинской литературы России факт совместного публичного выступления "отцов и детей". "Отцов" представляли Е. Эткинд, Н. Грудинина, Д. Дар, И. Меттер, Д. Гранин, "детей" - В. Марамзин, Я. Гордин, И. Ефимов и др.
Литературная молодежь боролась за свои права, а значит, за инкорпорированность в систему , на либеральную эволюцию которой рассчитывала.( Здесь мы имеем дело с вариациями всё того же утопического "социализма с человеческим лицом"). Но во второй половине шестидесятых годов ее уже не связывало чувство единства судьбы. Некоторые , как тогда говорили, "успели проскочить"- выпустили книжки, вступили в ССП. Некоторые покинули страну, как только это оказалось возможным. Третьи, которые представляют для истории неподцензурной литературы наибольший интерес, должны были , в конце концов, осознать свое положение непубликуемых авторов и с этого момента для них "шестидесятые годы" закончились.
Типичный "шестидесятник" в "оттепельные", квазиплюралистические годы среди издаваемой литературы находил с в о е г о писателя, среди демонстрируемых фильмов фильм- с в о е г о кинорежиссера, слушал песни с в о и х бардов. От этих возможностей зависело его общественное самочувствие, многие важные темы общения с друзьями и знакомыми. "Шестидесятые" финишировали судебным процессом над А. Синявским и Ю. Даниэлем, комсомолизацией журнала " Юность", публикациями огромной, безвкусной конъюнктурной поэмы "Братская ГЭС" Е. Евтушенко, стихов о "товарище Ленине" А. Вознесенского, книги о больщевике Красине В. Аксёнова, разгромом редакции журнала "Новый мир" и отставкой его редактора А. Твардовского, исключением из ССП А. Солженицына. "Шестидесятники", еще не способные из общественного я в л е н и я стать общественным д в и ж е н и е м , остались без своих духовных фаворитов и ориентиров. И солнце померкло в глазах этого поколения.
Судьбы писателей- либералов старшего поколения также разделились. Пороговым событием стало исключение из ССП А. Солженицына. Немногие из либералов решились выступить в защиту великого писателя и патриота. Участник кампании защиты И. Бродского И. Меттер в письме к А.А. Крону писал: "...сколько я намолчал, когда нужно было орать, и чего не сделал, что нужно было сделать..". Д. Гранил оправдал свое молчание, когда совесть требовала публичного протеста, желанием сохранить возможность заниматься литературным трудом. Л. Гинзбург в записках вторила этой мысли: " пишущий должен печататься, писать ни для кого, ни для чего- это акт холодный, ленивый, неприятный..".-возможность обращения к читателю , в обход официальных возможностей ею не рассматривался. Инкорпорированность в систему большинству советских либеральных писателей представлялась неизбежностью и неизбежностью приемлемой. Сохранявшие это убеждение оставались "шестидесятниками" до перестроечных лет, как "шестидесятниками" оставались многие поэты и прозаики, пришедшие в литературу в пятидесятые- шестидесятые годы, сохранявших преданность эстетическому кредо "молодой литературы". В семидесятые годы через самосознание "шестидесятников" прошла трещина; поздние покаянные признания - были следствием понимания моральной ущербности своей позиции в брежневское царствование. "...Надо было пройти глухие семидесятые, ставшие для одних полным затмением и потерей веры, для других -укреплением веры и началом освобождения".*
Выражение "вещь непечатная", как знак ее особого достоинства, впервые прозвучало в ленинградских ЛИТО в середине шестидесятых годов. Очевидно, в таком значении эта атрибуция распространилась среди широкой публики значительно позднее- к концу 60-х годов, после суда над Бродским, ставшим для поэта действительно хорошей рекламой, после того, как по рукам стали ходить " Крутой маршрут" Е. Гинзбург, "В круге первом" Солженицына, "Воспоминания" Н.Я. Мандельштам, "Москва- Петушки" Б. Ерофеева, когда читатель увидел огромную разницу между словом цензурным и неподцензурным. Этот факт прочертил жирную черту между шестидесятыми и семидесятыми годами близко к цифровой границе между ними. Произошла смена авторитетов в круге писателей критического реализма,- ими стали авторы неподцензурных произведений, которые тотчас нашли читательскую аудиторию.
Между тем к середине 60-х годов в Петербурге образовалась молодежная литературная среда , которая в своем неприятии советской реальности пошла значительно дальше , чем ее предшественники пятидесятых годов. Советский писатель был для них фигурой отвратительной- смесью претенциозности и сервильной конъюнктурности ,плохого литературного языка и газетных мыслей. Они не хотели иметь с советской литературой ничего общего, не читали газет, не переступали порога редакций журналов и издательств. Для "Поэтов Малой Садовой" ( Т. Буковской, А. Гайворонского, В. Эрля, А. Миронова , Е. Вензеля, Н. Николаева, Р. Белоусова, Е. Звягина, Д. Мокринова, О. Ниворожкина) местами встреч было не ЛИТО, а кафе, скамейка в сквере, курилка библиотеки. Эту группу можно было бы назвать "библиотечными поэтами" , и потому что некоторые из этих поэтов работали в университетской библиотеке, и потому что они учились в библиотеках. Открытие литературы серебряного века было важнейшим событием в их биографии. Протестные мотивы их творчества питал тот же джентльменский набор : футуристы и обэриуты. Но каждый избирал в творчестве свой путь, что не препятствовало тесным личным отношениям. У литературной молодежи второй протестной волны было ощущение наступления нового времени, завоевания большей свободы, большей внутренней независимости. И это накануне почти двух десятилетий " погашенных огней" застоя! Было распространено убеждение, что их творчество пришло на смену поэзии Иосифа Бродского и других поэтов шестидесятников.
Стихийно шаг за шагом среда неофициальной литературы начинает вырабатывать свою территориальную диспозицию. Помимо кафе, в которых неофициал мог всегда встретить коллег по судьбе и призванию, были известны квартиры, где устраивались литературные вечера. Сами салоны , занявшие в этой среде место ЛИТО, становились по характеру отношений, их посещающих, клубами- с дискуссиями, формирующих мнения, проектами, которые реализовывались волонтерами, со своей "публикой", которую увлекала атмосфера свободы, деятельности и развлечения одновременно, ярких индивидуальных проявлений, острота общения с людьми, которые отвержены и для властей подозрительны. Салон на квартире К. Кузьминского в конце 60-х годов стал подлинным культурным центром "второй культуры"
· И. Золотусский. Крушение абстракций. Сборник " Избавление от миражей.." Стр. 255.
·
культуры". Отличительная черта "семидесятников"- сплочение литераторов, художников, интеллектуалов, фотографов, которых воспринимали как летописцев переживаемого времени.
Суверенное положение неофициальной культуры обеспечивал машинописный самиздат, проделавшего эволюцию от размножения списков отдельных произведений того или иного автора к изданию сборников, "антологий", к самиздатской периодике, к многочисленным публикациям за рубежом. Целый ряд русскоязычных журналов в Европе, Америке и Израиле существовал за счет притока рукописей из России. Семидесятник не боролся за официальный статус писателя, но режим исключил для индивида возможность стать "свободным художником". Решение проблемы независимости, свободного времени, материального существование было найдено на "социальной периферии"- на службе сторожем, лифтером, оператором в котельной. Здесь , за закрытыми дверями сторожек, котельных, диспетчерских пунктов, неофициал чувствовал себя дистанцированным от административного контроля, "производственного коллектива", а КГБ лишалось испытанного способа давления- принудить человека к благонравному поведению угрозой понизить его социальное положение. Опустить неофициала ниже было уже невозможно.
Чем отличалось творчество семидесятников от "молодой литературы" шестидесятых? Если в центре "молодой литературы" находился человек чувствующий, - окружающая его действительность запечатлевалась в истории его социально-психологического существования, то для семидесятника психологическая жизнь была сама по себе лишена смысла - он ищет ИСТИНУ и жаждет ВЕРЫ. Д. Дар, который в шестидесятые годы с замечательной остротой отстаивал эстетический сенсуализм и "публично проклял, предал анафеме ... литературные рассуждения о любви, о патриотизме, о войне и мире...рассуждения, словоблудие, пресловутую риторику...умозрительность."*, семидесятниками воспринимался идеологом уже отшумевшего времени. Радикально изменился круг чтения. Взошла звезда С. Аверинцева- выдающегося знатока и интерпретатора культурно- историческим проблем, читаются и копируются сборники Тартуского университета со статьями Ю. Лотмана, Пятигорского, В. В Иванова. Семиотика стала одной из главных филологических дисциплин. Эти общественные увлечения получают организационные оформления в домашних кружках философско-культурологического направления. "...Споры, так или иначе, вращались вокруг проблемы: к у л ь т у р а и р е л и г и я.", напишет один из их участников и биографов.** В 1974 г. начинает функционировать религиозно-философский семинар, который вплоть до 1980 года- вынужденной эмиграции Татьяны Горичевой был одним из центров духовных исканий петербургской независимой интеллигенции. Ведущую роль в нем играли литераторы, занявшие, в своем большинстве, позицию защиты культурных интенций от притязаний религиозной ортодоксии. ( Религиозные мотивы в творчестве петербургских поэтов семидесятых годов рассмотрены в статье В. Кривулина). ***
Широкий размах получила переводческая деятельность. Только журналом "Часы" за десять лет были опубликованы переводы произведений более пятидесяти зарубежных авторов, среди них Ролан Барт, С. Беккет, Х-Л. Борхес, М. Бубер, Э. Гуссерль, А. Камю, Ж. Маритен, Э. Мунье, Ф. Слейтер, Ж-П. Сартр, Э. Фромм, М. Хайдеггер, К. Ясперс, П. Тиллих и др.. Преобладание в переводах корпуса философских, религиозных и аналитических работ выявляет направление и характер внутренних процессов в неофициальной культуре в целом, которая уже не соглашалась называться " второй". Изменения лексического строя языка, тематических дискурсов поэзии, прозы, самиздатской
------------------------------------------------------------------------------------------------
* Г. Горбовский. Остывшие следы. См. также в этом сборнике статью Г. Трифонова "Д.Я. Дар и другие."** Евгений Пазухин. Русская религиозная философия в подполье. Преображение. Религиозно- философский альманах. С.-Петербург,1992. стр. 17. ** *В официальной литературе можно было заметить робкое и бледное отражение сходных процессов. Вспомним пресловутые кресты и купола церквей к месту и не к месту появляющихся в картинах официальных художников и в фильмах. Е. Игнатова в 1979 г. по этому поводу написала статью- " Соблазны пошлости". (Опубликована в журнале " водный канал" №2 за 1982 г.), в которой речь шла главным образом о спекулятивном использовании христианской темы в поэзии А. Вознесенского.
публицистики можно условно обозначить неоакмеистическими, имея под этим в виду культуроцентрированные и религиозные ретроспекции. Новая литература увидела человека и его ситуацию как репродукцию вечных проблем и судеб. В произведениях этой литературы советская действительность утрачивала свою уникальность, а художник представал перед Богом и Историей медиумом, говорящим от лица в с е х .
В центре произведений Б. Кудрякова, Б. Дышленко, М. Берга и некоторых других прозаиков реально мыслящий и чувствующий человек- наш современник, который заброшен в условия жизни вымышленного социума. Генезис этого художественного метода, который можно назвать у с л о в н ы м р е а л и з м о м , очевидно был связан с восприятием творчества Ф. Кафки, и с поисками образов, которые отразили бы сущность глобальных ситуаций, в которых существует человек и художник. В семидесятые годы продолжалась творческая деятельность петербургских авангардистов и обериутов - В. Эрля, А. Хвостенко, Б. Ванталова, которым был близок Б. Кудряков и некоторые другие литераторы-неофициалы.
Издание толстых журналов - "37", "Часы", "Обводный канал", публикующих тексты исключительно профессионального уровня, усилили в литературной среде иерархические различения, которые были подчеркнуты учреждением первой в истории России независимой литературной премии Андрея Белого, присуждаемой русскоязычным авторам новаторских произведений независимо от места их проживания. В 1979 г. были проведены две конференции Культурного движения, задача которых состояла в том, чтобы осознать новую культурную реальность России. Создание в конце 1981-го года Клуба- 81, в который вступило около 70 независимых литераторов города, стало новым этапом в установлении связей неподцензурной литературы с читательской аудиторией.
Если в шестидесятые годы между писателями - либералами и "молодой литературой" существовали тесные связи, то в семидесятые годы отношение либералов к новой литературной генерации можно охарактеризовать, как неприязненные. Это особенно проявилось в истории с коллективным поэтическим сборником "Лепта", составленным группой независимых поэтов и заявленным к публикации. Писатели, которые в 1964 г. участвовали в защите И. Бродского, теперь, в сущности, сомкнулись с Выходцевым, известным ретроградом, написавшим на сборник грубую реценцию.. На письменное обращение более тридцати молодых поэтов либералы предложили Союзу писателей не отвечать, ибо это означало бы ,по их мнению, ... признание нонконформистов, что допустить они не хотели.
В начале восьмидесятых годов культурное движение стало влиятельным фактором в жизни города. Художники вели упорную борьбы за право проводить выставки своих работ, рок- музыканты и джазовые коллективы за право выступать перед своей аудиторией. Литераторы , объединенные в Клуб-81, .каждый месяц проводили в своем помещении на П. Лаврова, 5 открытые мероприятия- вечера, дискуссии, принимали московских авторов- Д.Пригова, В. Сорокина, Л. Рубинштейна и мн. других. Члены клуба издавали восемь машинописных журналов, в том числе журнал сатирический, переводческий и детский.
1982-м годом можно датировать появление в петербургской литературе новой молодежной протестной волны. Она связана с поэтами, прозаиками и переводчиками, группирующимися вокруг Дмитрия Волчека, начавшего выпуск журнала "Молчания", а затем "Митина Журнала", просуществовавшего до 1999 года. В неподцензурной литературе предыдущего поколения бунтари новой волны отвергали ее серьезность и ориентацию на литературные образцы, которые новые бунтари считали устаревшими. Миссия литературы ими виделась в создании текстов, которые расковывают воображение, отменяют какие- либо тематические и лексические ограничения , снимают эстетические запреты. Это новое течение, которое ощущало свою связь с западным постмодернизмом, установило широкие контакты с московскими молодыми литераторами , и заняло видное место в литературных движениях перестроечного времени.
..Писатель "семидесятник" в отличие от "шестидесятника" связал свои представление о личной свободе с независимостью от официальных творческих и социальных структур, культурные потребности обособил от существования государственной культуры. Среда " семидесятников" использовала свои собственные источники культурной информации, развивала свои собственные средства тиражирования и распространения созданных произведений, выработала свои собственные представления о ценности создаваемой литературы и духовно, идейно, эстетически подготовила русскую культуру к вхождению в новую эпоху российской истории.